Эти воспоминания начинаются с 1934 года, когда нас было пятеро:
папа, мама, сестра Юлиана, домработница Поля и я.
Папа – Ян Янович Алкснис, крепкий латыш, сдержанный и немногословный,
командовал в Белоруссии стрелковой дивизией
«имени Чехословацкого Пролетариата»,
(комдив - это, как теперь генерал-лейтенант).
Он был старым большевиком, с 1913 года,
фанатически преданным коммунистической идее,
в гражданскую войну командовал бригадой
во 2-й Конной Армии.
Вообще, латышские стрелки, которых всего-то не насчитывалось и
12 тысяч, переломили ход гражданской войны в пользу красных
и в те времена играли заметную роль в командовании Красной Армией.
Мама, Полина Филипповна, была дочерью лесничего из Орловской губернии,
окончила школу в Болхове, жила у сестры,
моей тетки Натальи Филипповны, в Москве,
там ее и нашел в 1918 году папа,
который командовал маршевыми ротами.
Она было веселая и общительная, работала техническим секретарем в ЦДКА – это расшифровывалось, как «Центральный Дом Красной Армии» и было очень популярным местом. Юлиане было 14 лет, она училась в 6-м классе, Поля, Пелагея Васильевна Михалева – была умная и добрая орловская крестьянка, которых много тогда бежало в города, а я, 7-и лет, - дошкольник.
Как-то зимним вечером 1934 года пришла мама и сказала мне(!): «Ты знаешь, случилось большое несчастье, Кирова убили!». Все взрослые были тяжко удручены, а я до сих пор не понимаю, почему они это приняли так близко к сердцу. Единственное объяснение – они инстинктивно почувствовали какую-то большую угрозу.
В 1935 году папа стал начальником кафедры в Академии Генштаба, в Москве,
с утра до вечера он пропадал на службе, а ночами работал над учебниками,
по которым военные учились еще, по крайней мере, 20 лет.
В том же году поползли слухи о многих арестах, о большой измене и предательстве, но все это было за пределами нашего круга и не вызывало большой тревоги, гром грянул летом 1936 года, когда разразился первый открытый процесс по делу «террористического центра»: Зиновьева, Каменева и других. Эти люди были виднейшими деятелями подполья, революции и становления советской власти, поэтому народ был глубоко взволнован, а СМИ - переполнены лживыми доказательствами их измены. Мама вслух читала газету о вредительстве, как злодеи подсыпали молотое стекло в соль, чтобы травить рабочих и поглядывала на папу, но он молчал,
до сих пор не понимаю, почему.
Через полвека я прочел у средневекового ваятеля и ювелира Бенвенуто Челлини, как его хотели уморить. Для этого придворному ювелиру
дали алмаз: растолченный он образует иглы, которые впиваются в стенки желудка и человек погибает без видимых признаков отравления.
Ювелир пожадничал и алмаз прикарманил, а вместо него растолок топаз, который образует безвредный порошок.  Бенвенуто это «раскусил» и возблагодарил Бога за спасение.
Размолотое стекло еще менее опасно, вроде песка, но народ глотал эту ложь миллионами тонн и отравился до полного безумия.
Конечно, всякие массовые акции: парады, демонстрации, встречи челюскинцев, папанинцев и прочие развлечения очень способствовали этому процессу и к 1937 году советские граждане превратились в зомби, хотя этого слова тогда никто не слышал.
Теперь, в старости, я понимаю, что оставались умные люди, которые помалкивали и держали фигу в кармане,
но тогда казалось полное, поголовное, абсолютное единодушие:
кто со страху, а больше от восторга - все спятили, как один человек.
Осенью 1936 года мама заболела и умерла, совсем молодой – 36 лет.

Э.Я. Алкснис
отрывок из рассказа
"БОЛЬШОЙ ТЕРРОР В МАЛОМ МАСШТАБЕ".
Рассказ полностью опубликован
в Альманахе "Воля", № 10, издательство "Возвращение"